Папа в первые же дни ушел защищать Родину — так мне сказала мама. Мы остались втроем – я, 10-летний брат Гриша и мама. Еще одна двухлетняя сестренка жила у дедушки в станице.

     Когда город стали бомбить, помню, кому-то попадали снаряды в огород. Гуси, утки, индюки, куры и даже телята подлетали вверх. Было очень страшно. Мы в такие моменты бежали через дорогу к соседке — гречанке бабе Груне с дочкой Галей. У них был большой погреб, и все соседи бежали к ним. А на дверь клали перину, чтобы хоть как-то защититься от осколков, которые могли попасть в дверь.

     Позже пришли немцы, схватили дочку бабы Груни Галину – она была очень красивая. Как нам потом рассказывали, они ее насиловали, позже она родила сына.

     Есть было нечего. Помню, мама как-то отдала кашемировый платок за чайное блюдце кукурузы. Брали с тока облитую бензином пшеницу. Это наши при отступлении облили, чтобы врагу не досталось. Мы промывали ее долго, потом мололи и пекли оладьи с добавлением лебеды и очистков от картошки.

     И сейчас плачу, вспоминая, как убили тетю Мотю – красивую приветливую женщину. Немцы отпускали местным жителям немного пшеницы. Когда ее выдавали, у каждой женщины спрашивали, где ее муж. Задали этот вопрос и тете Моте. Все отвечали: «На войне», «На фронте», а тетя Мотя гордо ответила: «В Красной армии». Тут при всех ей выстрелили в лоб. До сих пор боюсь гула летящих больших самолетов. Все кажется, что сейчас полетят бомбы.

     А вот деду Матвею удалось выжить. Немцы загружали людей в машину-душегубку, травили газом, когда везли в лес хоронить. Когда приезжали к месту, многие были уже мертвы, кто шевелился – пристреливали. А дед Матвей платок свернул и на лицо положил, а там – уже в яме – притворился мертвым. Его не пристрелили. Ночью он выбрался из ямы и сбежал, потом нам эту историю рассказывал.

     Много еще воспоминаний осталось, все не перескажешь. Хочу сказать одно: нужно беречь мир всеми возможными силами и способами. Такое повториться не должно.

     Валентина Мальцева».