Erid: 2VfnxwYg2uE
Мимо этих работ не пройти: сначала обращают на себя внимание гиганты – доски длиной с метр, вазы из целого пня, потом на изделиях начинаешь рассматривать причудливые изгибы и красоту древесины, потом хочется взять работу в руки, гладить, вдыхать неповторимый теплый запах.
Максим определяет степень отполированности изделия не на глаз.
– Я всегда руками, – говорит. – Глаза обманут, руки – никогда. Когда-то у меня была бригада, и на шлифовке сидели ребята, я им объяснял: дерево должно быть как кожа девушки, чтобы гладил и… хотелось. Должно появляться маниакальное желание проводить по нему еще и еще.
Мой сынишка, когда ему было 2 года, брал только что сделанную вазочку из самшита и недели две ходил с ней обнимался, терся щекой, настолько она была мягкая, пластичная, гладкая на ощупь. Любил все пушистое и гладенькое.
Путь Максима в творчество и ремесло начиналось в Тоннельной, прямо за порогом дома, в 5 лет. Вышел из дома, успел нырнуть в овраг, за которым лес, пока мать не увидела – свободен! Нашел палку – от змей, навершие надо ножичком обработать, а то неинтересно.
Отец – слесарь, но у Максима с металлом не задалось. У отца руки пахли мазутом, были пересохшие от смазки. А сына тянуло к живому. Пробовал растить – и огород, и животных. Но лес не отпускал. Год подмастерью столяра доверяли только ручки для молотков и кувалд точить. И лишь в 18 разрешили шабашить после смены – резать дерево.
– Я покупал много книг, журналов, где была резьба, порой даже ради одной фотографии. Всегда тянуло в музеи – 15-й, 16-й, 17-й век – барокко, классика…
Всю жизнь мастерство он познавал «методом ученика», пропуская все через себя. А главным учителем в профессии считает столяра-паркетчика 5 разряда.
В 1999 году ушел на вольные хлеба, долго занимался окнами, дверями, лестницами. Лихие 90-е обошли стороной. Крепкие ребята сказали: если сам работаешь – работай, мужиков не тронем.
Заказы шли до 2016 года. В связи с новой ситуацией они исчезли одномоментно. Пришлось пересматривать политику семейного бизнеса. Вспомнил о станке, который годы стоял не у дел, стал тренироваться: семью надо было кормить. Начинали с тарелочек.
Жена Елена рассказала про ярмарку в Абрау-Дюрсо. Приехали. И – ноль. Небольшой столик, несколько изделий – и никакого интереса у гостей.
Не отступил. Елена убедила не бросать дело. И Максим вывел правило, которое пригодится в жизни не только ремесленникам:
– Все дело в ассортименте. Когда стоит одна вещь, пусть и очень хорошая, все думают – а на кой она мне? Когда много вещей, даже ерундовых, человек уже думает – а что из этого мне надо! Чем больше ассортимент, тем больше продажи.
Через год ярмарочной деятельности Бахтинова пригласили в арт-галерею Абрау-Дюрсо. Он помнит, как долго к нему присматривались, оценивали потенциал и уровень.
Бахтинов – за красоту и за практичность. Сначала он думал: чашка – это железо или керамика, из дерева ее делать неразумно, нерационально. А потом Елена начала на досточке подавать стейки.
– Елена у нас эстет! И выяснилось, что это практичная вещь. Деревянную посуду нельзя в микроволновку, в холодильник… А мы ее и туда, и туда. Если что – еще сделаю!
Он – сделает. Производительность труда и его нормирование – это ежедневные обязательные вещи труда ремесленника. У Бахтинова такой план-задание на день – 2 достойные вещи (если в настроении) и 6 обычных. Но можно, конечно, отложить дела и поехать на пикник, на огород, просто отдохнуть. Может себе позволить, да и душа требует.
Среди работ Максима особое место занимают, как он их все время называет, «гнилушки», «раскривушки». Попробовать обработать то, что привычно выбрасывается, тоже убедила Елена. Мастер полгода отбивался, а потом «психанул» и попробовал. Получилось необыкновенно, и теперь это – изюминка любой экспозиции Бахтинова.
А он вспоминает, что про это думал еще в детстве, когда таскал из леса гнилые сосны. Если даже на дрели обточить и покрыть изделие из сосны лаком – она как мраморная. Тогда еще жалел, что с некондицией никто не хочет связываться. Просто красоты в этом почему-то не видят. Вот, к примеру, пни, которые безжалостно выбрасывают. Из них столько всего можно сделать! Хоть производство открывай.
Правда, желания стать начальником с портфелем не было никогда. Три раза делал попытку сколотить бригаду. Но как только заказ передавал из своих рук, начинались косяки.
– И вот 10 лет я счастливый человек, у меня в подчинении никого нет. Кроме жены!
На вопрос, с каким деревом предпочитаете работать, шутит: «С тем, о которое споткнулся!» Не могу, говорит, пройти мимо, зная, что сгноят или сожгут. Поэтому в доме пол-этажа завалено такими запасами. Вот хурма: пилишь – она белая, а при правильной сушке она будет черной, при неправильной – серой. Вот ольха – из нее раньше сваи делали, а не только из дуба, как все думают. Самшит или граб полируются до блеска. А чтобы тополь сделать глянцевым, проще застрелиться.
К тополю в Новороссийске вообще отношение непочтительное. А зря. Он – легкий, красивый, у него прекрасная светоотдача, из него получаются отличные потолки. А шпон из тополя, при особой обработке, получается как карельская береза.
В последнее время, замечают супруги, пропасть между теми, кто хочет и может себе позволить купить деревянную скульптуру, и теми, кто никогда ее не потянет, увеличивается. Сегодня основные покупатели изделий с личным клеймом мастера – гости из Москвы, Питера, Краснодара. Бывают те, кто приезжает и, не глядя на цены, просит – мне это, то, то и во-о-он то. Но это исключение. Через Интернет покупают клиенты со всей России и из-за рубежа.
– Спасает то, – считает Елена, – что у Максима свое видение, свой творческий подход, его изделия повторить крайне сложно, только настоящий мастер это сможет сделать. – Плюс спасает Абрау. Такой галереи мастеров, как у нас, нет нигде, – уверены Бахтиновы. – Мы объехали все побережье – от Сочи до Ялты, от Атамани до Краснодара. Такого бережного и уважительного отношения к мастерам, такого высокого класса изделий в одном месте, подобной атмосферы вы точно нигде не встретите.
Реклама. 6+. Фонд развития села Абрау-Дюрсо «Жизнь Абрау-Дюрсо».ИНН 2315214338.
