Что обещали в 1937-м
Прасковья Филипповна с удовольствием встречает гостей. Небольшого роста, доброе лицо, худенькие руки, ей очень подходит её имя-отчество – такое аккуратно-округлое, из детских сказок, тёплое и домашнее. Она первый раз в жизни даёт интервью, волнуется, конечно, но готова охотно, очень подробно, не упуская мельчайших деталей, отвечать на вопросы о своей долгой жизни. Не жалуется. Не хвалится. Констатирует и прижимает к глазам платочек при воспоминаниях, от которых даже спустя много десятков лет больно и горячо в груди.
Из Белгородской области приехала в Большие Хутора в мае 1937 года. Её семье обещали тёплый край, сытую жизнь, работу на уборке винограда. Никто не сказал о бытовых трудностях, которые придётся преодолевать изо дня в день.
– До ноября жили в палатке, кушать нечего было. Внизу находился колодец, а там, на бугорочке, ставили казан, – машет куда-то в сторону гор Прасковья Филипповна. – Какой-то суп, непонятно из чего мать готовила. По черпачку нам даст, и сидим. Жёлуди собирали и ели. Ночью страшно было: волки и шакалы палатки раздирали. У многих были детки больные. Спали на земле, малярия трусила, так трусила! Те, кто поумней был, лишь на разведку сюда приехали, а потом уехали обратно. А мы поверили и остались. Не знаю, как выжили. Дров нет, керосина нет, огороды сажали, а много ли там вырастало? Бывало, кукурузу потолчёшь, а посолить нечем. Потом строителей нагнали, стали дома строить. Домики нам подавали, а тут и война…
То ли от бомб прятаться, то ли рожать
В Больших Хуторах Прасковья вышла замуж. Отсюда муж ушёл на войну, а в августе 1942 года пришла пора рожать дочку.
– Живот хватает, а вокруг стрельба, гул страшный. Мама побежала к доктору, а он говорит: «Не пойду, смотри, какие бомбы летят». Побежала к военным, что раненых вывозили. Подъехали они к дому на линейке, забрали меня в больницу. А там раненых – тянут и тянут. Завели меня в комнатку, акушерка Варвара Ивановна была. Только родила дочку, а палата уже полна раненых. Посадили меня на стуле в коридорчике.
Вернулась она с дочкой домой, когда новороссийские сёла уже были оккупированы фашистами. В один из сентябрьских дней практически всех жителей согнали в сарай, он стоял на улице Лунной. Чтобы сжечь. Прасковью, маленькую и худенькую, затолкали, и она упала на пол, под стену, потеряла сознание. Так и лежала. А тут наша авиация подлетела, начали стрельбу. Немцы врассыпную, и жители побежали по домам. Прасковья вернулась к новорождённой дочке Тонечке, которая несколько часов пролежала дома одна и уже посинела от голода и крика.
Руки маленькие, но работящие
– Когда я начала работать в колхозе, в Больших Хуторах ни одного куста виноградного не было, – продолжает она рассказ уже о послевоенной, мирной жизни. – Управляющий, агроном учили нас, как сажать. В Абрау-Дюрсо под трактор сажали, а мы всё вручную делали. Ломом надо было ямку пробить 75 сантиметров, туда чубук воткнуть, засыпать. Я ни от какой работы не отказывалась. У меня руки маленькие, но работящие! Куда посылали – там и трудилась. Аппараты с химикатами на спине таскала – виноград опрыскивала. Пшеницу на Гузовой горе наравне с мужчинами косой косила. Колосков много на земле оставалось, а поднимать – не смей, не разрешали.
Эти руки и сейчас помнят, как сажать виноград. Прасковья Филипповна рассказывает тонкости технологии, а руки делают в воздухе привычное дело – как будто держат-перебирают виноградный черенок, подсыпают земелькой только что посаженную молодую лозу, приминают холмик земли:
– Сначала бей ямку ломом – один раз, другой, а на третий раз он сам пойдёт. Бери чубучинку. Нижнюю почку напополам разрежь, а верхнюю – вот так. Здесь вверх пойдёт, а из нижней будут корни. Сыпни в ямку земли, пусти туда чубучинку, затрамбуй, засыпь полностью. И всё.
– А праздники, праздники были? – спрашиваю, чтобы развеселить и отвлечь хоть немного от воспоминаний о беспросветных буднях.
И Прасковья Филипповна подтверждает. Были. Голосование (выборы депутатов в сельсоветы и в прочие советы, вплоть до Верховного Совета СССР, – прим. авт.) всегда было праздником.
И ещё День Победы. Этот праздник для Ломовской не только общий, не только про всех павших и выживших. Каждый год, 9 Мая, больше 70 лет она ходила к памятнику защитникам хутора, который установили на месте братской могилы в квартале от её дома. Несла цветы одному солдатику.
После ухода немцев, в 1942 году, сюда местные жители снесли всех убитых советских солдат, которых нашли в хуторе. 15 человек, что погибли 15 сентября 1943 года. Прасковье запомнился один.
– Нашли его в кустах, бедненького. Поверх обмоток ножка гнить начала. Стали искать документы – у всех искали. А у него в кармашке фотография – женщина дитя прижимает к груди.
Опять платочек к глазам, а дочка, Антонина Алексеевна Павленко, добавляет: «Мама всегда носила к памятнику три цветочка и ставила их в банку с водой».
«Пойти бы сейчас по виноградникам!»
Я не успокаиваюсь и захожу с другой стороны. Антонина Алексеевна разрешает мне продолжать расспросы, говорит, что мама любит поговорить, готова часами рассказывать о прошлом.
Про подарки и награды спрашиваю. Да, вспоминает, давали грамоты за хорошую работу. И главное, главное вспоминает: недавно завод ей новый забор поставил!
– Мальчики как для себя делали! – подхватывает Антонина Алексеевна, показывая нам новый металлический зелёный забор. – У нас ведь не забор был, а одно название. Приехали рабочие по поручению Юлии Викторовны Пархоменко (исполнительный директор ЗАО «Абрау-Дюрсо», – прим. авт.) и всё так быстро сделали. Подарок такой хороший маме на день рождения.
На прощание не удержалась, спрашиваю, ощущает ли Прасковья Филипповна свои 99. Бабулечка задумывается, отвечает дочка:
– У-у, она такая, что сейчас пошла бы по виноградникам, в земле бы покопалась. Мне бы, говорит частенько, до 100 дожить, а потом ещё чуть-чуть!
