Игорь Рыбин знает, чем быстрее раненый попадет в специализированное медучреждение, тем у него больше шансов. В эксклюзивном интервью «Новороссийскому рабочему» он рассказал о некоторых подробностях своей работы.
– Игорь Геннадьевич, вы работали в составе сводных мобильных медицинских отрядов ФМБА России в зоне СВО. Почему вы приняли такое решение?
– Я недолго думал, сразу согласился поехать, у меня за плечами громадный опыт. Я всю жизнь тружусь в неотложной анестезиологии. В моей практике были и страшные автодорожные травмы, и ожоговые – от новорожденных детей до пациентов старшего поколения. Этот опыт никуда не денешь. Поэтому, когда ехал, понимал, что лучше буду я, чем тот, кто с этим в своей практике не сталкивался.
А начиналось все в июне 2022 года, когда мы отправились в Донецкую Народную Республику. Наша база ФМБА находилась под Макеевкой, и мы отработали там 50 дней, помогая раненым и местному гражданскому населению. Работали в три смены. Помогали и коллегам из Центральной районной больницы Новоазовска. Тут было много раненых из Мариуполя. Особо тяжелых пациентов на реанимобилях отвозили в Ростов.
Дежурить приходилось сутки через сутки. Были частые прилеты. Как раз перед нашим отъездом ракетой подорвали военный склад напротив нашей больницы.
– Соприкоснуться с боевыми действиями в первый раз было страшно?
– Особо страшно не было. Когда ты занимаешься своим делом, спасаешь чью-то жизнь, об этом не думаешь.
– Какие задачи у сводных мобильных медицинских отрядов? С чем приходилось сталкиваться?
– В Шебекино я был четыре раза. Обстрелов много было, беспилотники роем кружились. Когда работала ПВО, стены сотрясались, окна сами открывались. Все время срабатывала сирена. Отдохнуть под этот грохот и вой, конечно, не получалось.
Мы стояли на границе, к нам из-за ленточки привозили тяжелых раненых, а мы их перегружали в реанимобиль и везли дальше, иногда по 250 км в один конец. Многим по дороге переливали кровь, поддерживали артериальное давление. Но всегда мы довозили до места.
– То есть ваша бригада работает в основном на колесах?
– Да, в день приходится наматывать более тысячи километров. Нам доводилось забирать людей и с вертолетов, когда на аэродром доставляли раненых с передовой на БМП. Быстро везли в госпиталь, поддерживая их состояние, там его стабилизируют и отправляют дальше.
– Игорь Геннадьевич, а как часто бывают ваши командировки, и как относятся к этому ваши родные?
– Командировки обычно через три месяца, по 45-50 дней. Пять раз там побывал. А родные относятся нормально, с пониманием. Дети уже взрослые и меня поддерживают. Супруга, конечно, переживает. А как иначе? Но если не я, то кто?
– С врачами вместе работают женщины, медсестры. Как они справляются со страхом?
– Им еще сложнее, думаю. И не только от бесконечных взрывов, обстрелов. Женщинам, как матерям, особенно тяжело видеть раненых ребят.
– Что вы считаете самым важным для врача, работающего в составе сводных мобильных медицинских отрядов?
– Для любого врача главное – четко выполнять свои функциональные обязанности, не относиться к ним спустя рукава. Я всю жизнь так работал и считаю, что именно так и нужно. Никогда не смотреть на то, кто твой пациент и какие у него перспективы, а делать свое дело с полной отдачей.
– А выгорание после стольких лет есть?
– Выгорание есть, конечно. У кого его нет, и я не железный. Это неизбежность для каждого, думаю. Но это не должно мешать работе. Если ты привык к людской боли, с работы нужно уходить, я считаю. К пациенту, которого ты везешь, надо относиться как к знакомому, даже как к близкому человеку.
– Чем отличается работа в плановой больнице от той, что вы выполняете в командировках?
– Во-первых, ты знаешь, что в больнице рядом коллеги, с которыми ты можешь созвониться, проконсультироваться. Во-вторых, находишься в комфортных условиях. У тебя все есть под рукой – медикаменты, необходимое оборудование. Если возникли какие-то сомнения, можешь дообследовать пациента.
Ну а там, помимо сложной и напряженной работы на колесах, еще и взрывы сопровождают постоянно. Однажды ехали на скорой, и в трех метрах перед нами мина взорвалась. А ездить приходится 130-140 км в час, чтобы успеть спасти чью-то жизнь. Скажем, пациента привезли нам прямо с передовой с большой открытой раной, кое-как перевязанного. И мы мчимся. Довезти раненого нужно как можно быстрее, счет идет на секунды. И таких случаев, когда время решает все, бывает у нас немало.
– Ваша бригада состоит из трех человек?
– Да, кроме меня в реанимобиле медсестра и водитель. И важен вклад каждого. Наш водитель, надо сказать, просто молодец. Он всегда помогает, многое умеет. Иногда и давление померить может. Это как слаженный механизм, каждый знает, что и как делать. Понимаем друг друга по взгляду, без слов. Например, вижу, что можем не довезти очень тяжелого пациента. Я говорю водителю: «Витя, давай гони, вся ответственность на мне». И он гонит. Мы несемся, я пациентом занимаюсь, ничего вокруг не вижу, только по запаху чую: был прилет. И мы парня довезли!
– Оснащение всем необходимым у вас есть в бригаде?
– Да, всего хватает. По медикаментам и по расходникам все в порядке.
– Вы можете вспомнить самый сложный случай?
– Однажды нас вызвали ночью, с вертолета мы приняли раненого на передовой, чтоб дальше его транспортировать, было жизнеугрожающее состояние. Прямо на улице начали переливать струйно кровозамещающие растворы, а дальше понеслись к машине. Хорошо, что аппарат ИВЛ в машине у нас отличный, позволяет поддерживать достаточно жесткие режимы, и на 100-процентном кислороде мы его довезли до ЦРБ. Тут же его взяли в операционную.
На следующий день захожу в реанимацию, чтобы узнать, как наш пациент. Оказалось, живой, слава Богу! Мы успели довезти — и человек остался жив. В полевых условиях с тяжелыми ранениями трудно справиться.
– Вы поедете снова туда?
– Поеду столько раз, сколько будет нужно. Понимаю: кто-то это должен делать.
