Матросские будни стали для пятнадцатилетнего юноши настоящим испытанием и главным приключением в его жизни.
Стирали с лица земли, чтоб не отдать врагу
Видавший виды черный чемодан открывается, а в нем вся жизнь Леонида Николаевича. Вот свидетельство о рождении, вот трудовая книжка, где убористым почерком 78 лет назад вписано, что 11 сентября 1942 года он зачислен в войсковую часть 70020 «Управления тыла Новороссийской военно-морской базы». Вот медали и ордена, которые давно не умещаются на парадном пиджаке ветерана. Но две главные награды – «За оборону Кавказа» и «Орден Великой Отечественной войны» – самые важные драгоценности в его жизни.
— В два года от роду я оказался в Краснодарском детдоме, отец, ветеран Гражданской войны, рано умер, а мать меня бросила. Великую Отечественную я встретил семиклассником в детском доме станицы Пашковской, — рассказывает мне Леонид Николаевич. — Учителя сказали, что сейчас стране особенно нужны рабочие руки. Так я оказался в автогараже города Ейска. В 1942 году немцы добрались до нас, и меня перевели в морскую Азовскую флотилию, выдали форму военного моряка.
Сейчас это звучит страшно, но нашей задачей было уничтожение всех важных городских объектов жизнеобеспечения, чтобы они не попали в руки врагу. Мы взрывали автовокзал, заводы. Меня научили кидать «лимонку» и отправили уничтожать единственное в стране училище военно-морских летчиков им. И.В. Сталина. Старшие товарищи объясняли, как и куда кидать взрывчатку, и было горько от того, что мы стираем с лица земли то, что так долго создавали. Когда взрывали пивзавод, пиво хлынуло рекой, матросы в нем оказались по колено. Бескозырками они хлебали пиво, чтобы заглушить боль от этой страшной ситуации.
Считал «козлов», получил осколок
Через месяц Леонид оказался в штабе Азовской флотилии контр-адмирала С.Г. Горшкова в Темрюке.
— Я был назначен вестовым – переносил важные бумаги из одного штаба в другой. Там я первый раз попал под бомбежку: на город налетели пикирующие бомбардировщики Ю-87, которые мы называли «козлы». Вместо того, чтобы спрятаться, я, пятнадцатилетний мальчишка, стал их пересчитывать. Опомнился, когда услышал характерный свист, отпрыгнул в сторону, получив кусок железа от разоравшегося снаряда в низ спины и в кисть руки, — Леонид Николаевич показывает заметный белый шрам на ладони.
В Новороссийске Леонид оказался в начале сентября 1942 года, на девятом километре жил вместе с военными при штабе, потом его перекинули в Батуми, назначив матросом первого класса на моторную шхуну «Белуга» Управления тыла Новороссийской военно-морской базы. Старшие товарищи посвятили мальчишку в матросы, связав ему руки, влив в рот стопку водки и сделав наколку на предплечье виде якоря и штурвала. Леонид Николаевич с улыбкой демонстрирует мне такую своеобразную зарубку на всю жизнь.
Кормил куниковцев жареной картошкой
Недолго «Белуга» бороздила морскую гладь, вскорости шхуна стала тонуть у причала Батуми: деревянное днище ее оказалось изъеденным морскими червями. Леонида назначили матросом на катер Черноморского флота «Стриж», на нем юноша и оказался в сентябре 1943 года в Геленджике в момент, когда знаменитый Куниковский десант высадился на Малую землю, чтобы очистить ее от фашисткой напасти. «Стриж» занимался обеспечением кораблей флота, подвозил бензин, мазут, питание бойцам.
— Меня, семнадцатилетнего пацана, на передовую не послали, оставили на берегу в Геленджике, — Леонид Николаевич вспоминает, как бережно с ним обращались его взрослые товарищи. — И пока «Стриж» выполнял задачи, я готовил обед раненым морякам, которых привозили к нам из Новороссийска — жарил картошку с американской тушенкой. Питание тогда было хорошее, американцы присылали нам всякие деликатесы, помню говяжьи языки, тушенку, сгущенное молоко. В Геленджике я пробыл несколько месяцев.
Чуть не потонул
Суда типа «Стриж» в войну были на вес золота, по словам Леонида Нанояна, на Черноморском флоте их было всего шесть, приходилось выполнять много разных задач на всем Черноморском побережье страны. В декабре 1944 году «Стриж» послали в Керченский пролив для переброса восемнадцатой армии на Крымский полуостров.
— Шестого декабря мы вышли из порта Тамань, разыгрался сильный юго-западный ветер, начался шторм 9-10 балов, шхуну залило, понесло на берег, катер встал на мель в 150 метрах от берега у хутора Благовещенского, — мой собеседник в деталях помнит ту ночь. — Нам, четверым членам команды, пришлось бросить катер, вплавь добираться до берега. И хотя на песках Благовещенки было неглубоко, сильный тягун не давал выйти на сушу. Пришлось долго бороться с волнами и течением. Насилу выбрались все четверо, добрались до хутора Витязево, где нас обогрели местные жители. Это странно, но после той адской ночи никто не заболел.
Строил мост через Керченский пролив
Наутро Леонида Николаевича переправили в Новороссийск, где назначили матросом на рейдовый буксир К-12, направив его под Керчь, где в селе Эльтиген достраивался мост через Керченский пролив, возведение которого начали еще немцы. К-12 подвозил грузы для мостостроителей. И Леонид Наноян стал свидетелем сдачи в эксплуатацию достроенного первого моста через керченский пролив.
Долгожданную Великую Победу новороссиец встретил в Керчи, где К-12 стол на ремонте в доке — вышла из строя паровая машина.
— Все вокруг радовались, кричали «ура», обнимались. Народа в Керчи было мало. Поэтому малознакомые люди подходили друг к другу, поздравляли, обнимали, целовали. Мы все были причастны к этой Великой Победе, — рассказывает Леонид Николаевич. – Вечером мы устроили праздничный ужин, накрыли стол. Мужики налили себе по стакану портвейна – морякам черноморского флота вместо водки давали стакан крепленого вина. Налили и мне, ведь за войну я сильно повзрослел. Мне уже было 19 лет…
Для меня было удивительно, что Леонид Николаевич в свои 94 года так хорошо выглядит и поражает отменой памятью.
— Потягивал цигарку разве что только в детдомовском детстве, никогда шибко не пил, — отвечает Наноян. — Всю жизнь трудился на Черноморском флоте – сначала в рыбколхозе, затем пароходстве. Секрет моего долголетия – труд на свежем воздухе, а трудовой стаж у меня 55 лет.
