Во-первых, они раскупили всю гречку. Ее больше нет в супермаркетах. Чтобы было понятно, чехи гречку особо не едят. Она называется «поганка», продается в пафосных картонных коробках и стоит дороже других круп.
Гречку, стало быть, скупили «наши». Те, для кого слово «поганка» кажется смешным, а апокалипсис без нее — невозможным.
Возможно, она есть еще в русских магазинах втридорога, я особо не искала. Потому что я обзавелась гречей еще до того, как это стало мейнстримом. А вот маски я не купила.
Понимаете, еще две недели назад все было по-другому.
В прошлый вторник, когда нам сказали про карантин, мы сидели в вестибюле университета с китаянкой и японкой и обсуждали, что, вообще-то, так дела не делаются.
— Так нельзя ничему научиться. Мы прилетели сюда за знаниями, вообще-то. Дистанционно я и по фильмам с субтитрами язык выучу. А здесь мне нужны живые преподаватели, — это говорила я.
Еще за неделю до этого на кухне в общаге русский мальчик мыл голубоватым кусковым мылом из голубой мыльницы большие красные яблоки. Намыливал и тер, смотрелся в свое отражение в яблочной коре, как гребаная Белоснежка, складывал пирамидой на тарелку.
— От коронавируса? — спросила я. Это была шутка.
— Просто я параноик.
Еще за пару недель до этого мы на той же кухне со словаком обсуждали, что вот сейчас начнется новый семестр, приедут студенты-китайцы, и мы тут все умрем. Это была шутка.
— Я бы предпочел остаться дома, если бы болел, — сказал словак.
— Я бы тоже, но обязательно найдется кто-то без симптомов, кто привезет, — сказала я. Это тоже была шутка.
Еще мы шутили о том, как это непредусмотрительно — есть подозрительных летучих мышей. И о том, что кто-то сварил самый отвратительный суп в мире.
Тогда еще не было Италии и Ирана, не рухнула мировая экономика и вокруг еще кипела жизнь. Прага звенела трамваями, сияла на солнце золотыми крышами и набухала почками перед весной. Где-то в Китае уже умирали люди, но это все было слишком далеко и было не про нас.
Но, знаете, масок в чешских аптеках не было уже тогда.
— Забавно. Люди такие паникеры, — это говорила я.
На улицах в масках ходили тогда только китайцы. И некоторые наши однокурсники из Китая, которые уже полгода не были дома, тоже.
— Чего это они? — улыбались мы. — Ну ладно, может, у них солидарность.
Перед началом семестра всем разослали письма, что если вдруг вы были в Китае, то освобождаетесь от занятий на две недели. Стало понятно, что сейчас все пересидят карантин, и тогда-то точно все будет хорошо.
Начался семестр, китайцев среди нас не было. Даже тех, кто не был дома полгода. Они сидели дома в масках. Иранские фанатики уже целовали решетки. Уже была больна Италия, и туда не рекомендовалось ездить. А если ездили, нужно было сообщать.
— Просто напишите мейл и сидите дома. У вас каникулы. Или оплачиваемый отпуск.
Что может быть проще? Что вообще могло пойти не так?
А потом оказалось, что в Италии, уже больной, выявили разом 16 тысяч чехов.
А потом оказалось, что некоторые из них не идут на карантин, а идут на работу, а их дети идут в школы. А потом оказалось, что пражский таксист, уже с симптомами, за три дня перевез минимум 90 человек. А потом оказалось, что у нас карантин, но это, конечно же, ненадолго. Это было полторы недели назад.
С тех пор будто бы прошла целая жизнь. Каждый день был не похож на другой. Каждый день отрывал кусок чего-то важного, разбивал будущее на куски, перечеркивал почти дописанную картину, разрушал надежды, еще на шаг уводил нас все дальше от тех целей, ради которых мы сюда приехали.
Нам запретили ходить без масок в транспорте, потом в магазинах, потом на улицах, потом в общежитии, потом нам вообще запретили куда-то ходить. У нас закрыли все учреждения, потом все магазины, кроме продуктовых и аптек. А еще у нас закрыли границы.
— Чехи, конечно, не самая отважная нация. У них всего сотня заболевших, а уже закрывают границы. Паникеры. Слава богу, — это говорила я.
Я успела попрощаться с пустеющей Прагой, посмотреть на почти пустой Карлов мост, послушать оркестр, игравший без зрителей на площади, постоять перед аптекой с надписями: «Заходить по одному» и «Кашляя, прикрывайте рот платком», и так и не решиться зайти. Я научилась делать подобие паранджи из шарфов и платков, потому что продающихся масок больше не существует как явления.
Я семь раз начинала бронировать билет на прошлое воскресенье — последний день, когда можно было нормально улететь до закрытия границ. Семь раз отменяла.
В последние дни до закрытия границ улететь из Чехии можно было только из одного аэропорта — пражского. Самое популярное место в стране. Могло так получиться, что там были бы зараженные. Вдруг просто не знали об этом.
Могло так получиться, что я бы сидела рядом с одним из них в зале ожидания. Или в самолете. У меня вообще сильный иммунитет и крепкое здоровье, я бы перенесла эту заразу на ногах, а может, даже просто ее не заметила бы.
У меня пустой дом, в котором можно на две недели закрыться на добровольный карантин, гонять возмужавших за полгода моего отсутствия пауков, переклеить наконец обои в прихожей, не пускать к себе никого, участвовать в семинарах онлайн, питаться исключительно блинами, которые мне будут подсовывать под дверь, но…
— Я не верю в коронавирус, — сказал мне человек, который должен был забрать меня из аэропорта.
И я поняла: не лечу.
Они там все не верят в коронавирус. Не получится у меня двухнедельного карантина. Если кто-то и привезет эту заразу в мой родной город, это буду не я. Знаете, я тоже особо не верю в коронавирус. Даже сейчас. Хожу в парандже из платка. Размышляю, какую вещь меньше всего жалко разорвать, чтобы сшить маску, потому что магазины тканей закрыты. Не выхожу на улицу, разве что за продуктами и обратно. Только пешком, никакого транспорта. Мою руки 60 секунд. Часто.
110 зараженных. 250. 460. 740.
Говорят, кто-то заразился в одном из общежитий университета. Теперь общежитие закроют. Куда теперь студентам — никто не знает. Снять квартиру сейчас невозможно. Хостелы закрыты. Границы тоже. Самолеты почти не летают.
— Если нашу общагу тоже закроют, пойдем жить на теплотрассу. Да и весна уже, тепло. Я приехала сюда, чтобы было по-другому, чтобы встряхнуться, чтобы пожить немного, чтобы перестать умирать от ужаса, что ничего не происходит, и смысла нет вообще больше ни в чем. На теплотрассе будет страшно, трудно, но интересно — и это будет жизнь.
Это говорила я. Вчера. Другой русской девочке, которая тоже в воскресенье решила не лететь. По тем же причинам. Это была шутка. Наверное.
Об этом легко шутить, когда знаешь, что где-то там есть огромная могучая Россия, где все хорошо, где дом, где в безопасности моя семья.
И где живет самый смелый народ из всех, что я встречала, — мне из этого интернационала это хорошо видно. Такой же смелый, как я две недели назад. Если хотите, не верьте в коронавирус. Просто мойте руки. Сидите дома. Не ешьте летучих мышей. Пожалуйста.
Жительница Новороссийска и чешская студентка в настоящее время.
4 мая 2024 года, 26-й лунный день
Отель «Rosa Springs», входящий в группу отелей курорта «Роза Хутор», успешно оптимизировал процесс уборки и…
День будет благоприятным для общения, новых знакомств и восстановления прерванных отношений.
Идеальная творожная пасха для светлых, праздничных дней. Рецепт очень простой. Такую пасху можно приготовить заранее…
На вашем подоконнике растет перец «огонек»? Хотите узнать, как сделать перец многолетним? Соблюдайте нескольких правил…
Новороссийские волонтеры центра спасения дельфинов «Дельфа» обнаружили место, где в пригороде можно наблюдать за стаей…