Без цензуры

В те тревожные дни, не считаясь со временем, работал и коллектив «Новороссийского рабочего». Материалы, которые публиковались в газете, были максимально честными и открытыми. Они практически не подвергались цензуре, как это было принято в годы развитого социализма. Сотрудники редакции «НР», нынешние и бывшие, вспоминают, как это было 37 лет назад. На всякий случай напоминаем: тогда не было интернета и мобильных телефонов.

Геннадий Куров, бывший журналист «Новороссийского рабочего»:

— Для меня все началось в тот момент, когда мы с коллегой Валентином Шестаковым решили пойти на работу пешком по набережной. Смотрим, возле морвокзала какая-то толпа, какая-то суета. Подошли – узнали про катастрофу. Валентин был связан с портом и знал, к кому обращаться, чтобы узнать подробности. Мы только заскочили в редакцию и рассказали о случившемся. Потом снова на морвокзал, начали брать первые интервью.

И понеслось. Я продиктовал материал о том, что случилось с «Нахимовым» и «Васевым» для центральной газеты «Известия».  Это было 1 сентября, а материал в центральной прессе появился 3 сентября одномоментно с сообщением ТАСС. Тогда это считалось оперативностью.

Для «Новороссийского рабочего» мы все писали с колес. Наши материалы в редакции ждали столько, сколько нужно, держали для этого место на газетной полосе.

Мы ездили на 15-причал, куда свозили погибших. Полураздетые, закоченевшие тела, в мазуте и краске (она разлилась из бочек и покрыла воду). Жуткая картина. Но мы старались не поддаваться эмоциям. В первую очередь — четко и ясно рассказать читателям о фактах.

Благодарность судьбе за спасение и страх, страх, страх…

Запомнились первые встречи со спасенными пассажирами и моряками. Мы общались с ними сразу после того, они после катастрофы оказались на берегу. У этих людей еще не были притуплены первые эмоции, и мы могли почувствовать их страх, ужас, благодарность судьбе за то, остались живы. Но в первую очередь, страх.

Очень тяжело было расспрашивать этих людей. Ты пристаешь с вопросами к человеку, испытавшему сильнейшее потрясение, быть может, потерявшему в ту ночь кого-то из близких. Ему, наверное, хочется от всех закрыться, ничего не видеть и не слышать. А тут ты лезешь… Но с другой стороны, этими расспросами ты даешь возможность выговориться спасенному, хотя бы немного снять стресс, выплеснуть то, что на душе.

Каждый сюжет надо было срочно написать, донести читателю и заняться следующим материалом. Это была  та же тема, но уже другие персонажи – пассажиры, моряки, пограничники, связисты.  Один мой репортаж как раз и был про связистов, которые делали чрезвычайно важное дело — помогали людям позвонить или отправить сообщение своим родным со всей страны и сообщить, что они живы. Ведь даже обычные телефоны были тогда далеко не везде.

Запомнилась история молодого человека, который спас свою невесту и еще нескольких пассажиров.  Потом он нашел свою девушку в больнице. На фоне беды людям необходим сюжет со счастливым концом. Всю страну облетел снимок этой счастливой пары, сделанный нашим фоторепортером Иваном Петренко.

Прекрасно тогда отработали газетные фотографы, тот же  Иван Петренко, Вениамин Духовский. Духовский – фотокорр старой формации, всю жизнь передовиков снимал, Ваня был молодой и раскованный. Но во время этой эпопеи их снимки из самой гущи событий сами по себе говорили лучше тысячи слов, настолько они отражали суть происходящего.

В таком ритме не работали потом никогда

Мы работали в таком темпе, как не работали потом никогда. Руководил этой работой очень четко наш редактор Владимир Михайлович Бурлаков.  Он дал журналистам установки: идите, пишите обо всем, что узнаете. Бурлаков взял на себя общение с верхами, договаривался, чтобы у нас не было никаких запретов на получение информации. И их не было.

Тогда только начиналась эпоха гласности, но многие СМИ все еще боялись писать открыто о том, что происходит. Редактор пообещал, что все проблемы с цензурой берет на себя.  Мы впервые почувствовали, что можно говорить правду, делать то, что раньше категорически запрещалось.

Впрочем, некоторые моменты и мы не могли рассказать читателям. Не все, кто попал в эту катастрофу,  были героями или просто повели себя достойно. Были и такие, кто спасал свою жизнь, отталкивая из прохода в узкий коридор других, отбирая спасательный круг. Писать об этом в газету — значило бы невольно оскорбить память погибших, бросить тень на  членов экипажа «Нахимова», а ведь они спасли многих…  И мы не писали.

То была своего рода самоцензура, но попытки вмешаться в работу журналистов предпринимались и на самом высоком уровне. Когда в Новороссийск приехал председатель государственной комиссии, первый заместитель председателя Совета министров Гейдар Алиев, он был разозлен той самой публикацией в «Известиях», которая вышла без его позволения. Правительственная комиссия пыталась дозировать информацию, особенно по отношению к центральным изданиям. Городской газете разрешалось больше, она ведь никуда больше не пойдет, кроме Новороссийска. Мы этим пользовались. Впрочем, и журналисты центральных изданий умело обходили всякие ограничения.

Во время спасательной операции мы тесно сотрудничали с коллегами из столичных изданий, это был хороший опыт. Запомнились посиделки на лавочках возле тогдашнего горкома партии, нынешней администрации. А Юрий Рост, известнейший журналист, которого знает сегодня вся страна, приходил к нам в редакцию. На память остался снимок…

«День трагедии был моим первым рабочим днем в «НР»

Бывший журналист «НР» Наталия Сергиенко:

— Я приехала из Ростовского университета в газету «Новороссийский рабочий» по распределению. День трагедии был моим первым рабочим днем. О столкновении «Нахимова» и «Васева» тогда объявили на планерке. «Новороссийский рабочий» под руководством редактора Владимира Михайловича Бурлакова стал настоящим информационным центром не только для Краснодарского края, для всей страны. Мы понимали: наша помощь в том, чтобы давать честную и открытую информацию. Над этим работали все сотрудники редакции – корреспонденты, корректоры, верстальщики, машинистки.

Наши мэтры Гена Куров, Татьяна Кроликова работали в самых горячих точках, на всем известном 15 причале, прежде всего. Я как начинающий журналист была на подхвате, но все время старалась подхватить горячую тему. Мне поручали материалы о той помощи, которая шла в адрес пострадавших со всей Кубани. Тогда на чужую беду откликнулось очень много людей, царило какое-то редкостное единение, сплочение перед общей трагедией. Один из пасечников привез много меда, кто-то  передал для спасателей несколько бочек вина. Не секрет, что подводникам даже на кораблях выдавали красное вино, считали, что оно полезно и для ребят-водолазов, которые занимались спасательными работами.

Делала репортаж со спасательного судна АСПТР, с которого работали водолазы,  надевала на себя водолазное снаряжение и поражалась — в этом еще и под водой работать надо! Помню, увидела на палубе какое-то кресло, села в него, а парни говорят: это с «Адмирала Нахимова» подняли.  Они рассказывали, что в иллюминаторы  видят погибших пассажиров, которые просто не смогли выйти из кают, заклинило двери изнутри…

Каждый час ждали, что вот спасут очередного пассажира или члена экипажа. Спасенные  становились народными героями, их тут же осаждали журналисты, которых понаехало немало. Там я работала рядом с Юрием Ростом, к примеру, это было не просто вхождение в профессию, это был такое погружение с головой. А записку от Роста храню до сих пор как профессиональный талисман.

Выражаю соболезнование всем родным и близким погибших в этой аварии.

Мы щадили читателей

Елена Пирогова, сотрудник коммерческого отдела «НР»:

— Я во время спасательной операции была ответственным секретарем редакции и все журналистские материалы читала первой. Живые рассказы журналистов в редакции немного отличались от того, что они писали в газету. Думаю, что в описании ужасов случившегося мы щадили нашего читателя, т.к. город и так был потрясен трагедией. Больше писали о тех, кто спасал и тех, кто помогал спасаться. Один рассказ о чудесном спасении почему-то запомнился особенно. Когда «Адмирал Нахимов» выходил из Цемесской бухты, один из пассажиров стоял на верхней палубе. Он, водитель по специальности, обратил внимание, как теплоход сближается с сухогрузом «Петр Васев».  Быстро просчитал траекторию, в какие-то доли секунды сообразил, что столкновения не избежать. Мужчина бросился в каюту и успел вывести на палубу своих родных, что и спасло им жизнь. А потом он спас еще несколько пассажиров, помогая им удерживаться за спасательный плот.

Анатолий Поздняков, фотокорреспондент «НР»:

— Когда произошла трагедия с «Нахимовым», я работал фотографом в музее.  Нас с коллегой по распоряжению прокуратуры направили снимать документы, которые водолазам удалось достать  из ушедшего под воду теплохода. Это были паспорта, удостоверения самых разных людей, по этим фотографиям определяли, кто был на судне, кто спасся. Однажды мне принесли для снимка ходовую карту – судовой документ. По ней помощник капитана, который стоял на вахте, прокладывал курс теплохода. Последний раз. Она почему-то была разорвана на две части.

Фотографов  с комбината бытового обслуживания посылали на 15-й причал, куда свозили тела погибших. Они снимали лица людей. Потом снимки передавали для опознания родным.

Помню, в первый день после катастрофы я зашел в небольшое кафе на набережной. А там сидит мужчина в трусах и галстуке–бабочке. Оказалось, это бармен с «Нахимова». Когда произошло кораблекрушение, он прыгнул за борт. Ближе была Кабардинка, но он направился в сторону Новороссийска, доплыл до Алексино.

Местные жители его обогрели, накормили, напоили.

Снимки переданы Натальей Сергиенко. От редакции: эти фотографии нам передали ветераны «НР», которые многие годы бережно хранят их в своих архивах. Мы, к сожалению, не знаем, кто их сделал. Если авторы свяжутся с нами, мы будем рады поблагодарить их от имени наших читателей и указать их авторство.