Описание Новороссийска можно найти в воспоминаниях многих общественных деятелей. Одни оставили свои свидетельства об увиденном городе в XIX веке, другие описывали его в XX, третьих он поражал мужеством своих защитников в годы Крымской, Гражданской или Великой Отечественной войн.
Период с 1919 по 1920 г.г. был переломным в судьбе города. Тогда Новороссийск находился в руках белой армии, покидавшей свою родину с берегов Цемесской бухты.
Ариадна Тыркова-Вильямс (1869-1962), деятель русской дореволюционной либеральной оппозиции.
Во время Гражданской войны жила в Новороссийске, сотрудничала с пропагандистским органом белых (ОСВАГ). В 2012 году в Москве издана книга «Наследие Ариадны Владимировны Тырковой: дневники, письма», в которой есть и о Новороссийске.
«Как описать Новороссийск? Кадеты, беженцы, вши, больницы, Евгений Трубецкой умер от тифа. Норд-ост. Люди перестали мыться. Нет белья. Спят на столах. А на улицах — гробы. Иногда с музыкой, редко с помпой. За Трубецким шло двадцать человек. Умирают на путях. Столкнуло всех на край бездны… Власть развалилась. Никто даже не знает, кто теперь начальство, где оно и как его зовут. Полтора месяца бродили верхи российской интеллигенции по грязным, холодным, бессмысленным улицам Новороссийска. Одинокие, разрозненные, ошеломленные, многие испуганные и охваченные огнем тоски, они про себя переживали катастрофу.
Порой собирались по два, по три и в нетопленных, угрюмых, безнадежно чужих комнатах нервно перебрасывались опытом последней горечи. Все перемешалось, спуталось… То, что мы считали ядром нарождавшейся русской государственности, оказалось если не мыльным пузырем, то каким-то комком глины, который распался от первого толчка».
Надежда Тэффи (1872-1952), русская писательница.
До революции ее известность была столь широка, что выпускались духи и конфеты «Тэффи». В 1919 году оказалась в Новороссийске, откуда вскоре через Константинополь добралась до Парижа. В своих воспоминаниях оставила описание Новороссийска того времени.
«Какой огромный порт в Новороссийске! Мол за молом, без числа. Всюду, как шеи гигантских черных журавлей, вздымаются подъемные краны. Бесконечные амбары, сараи, склады. На молах и на набережной — народ. Сначала показалось, что пассажиры ждут парохода. Но, побродив между ними, увидела, что они не ждут, а просто живут здесь. Устроили из лохмотьев и корзинок палатки, развесили разное барахло, обжились и живут… В городе свирепствует сильный тиф, и среди беженцев много больных. И дети мрут от лихорадки… Долго болтались из дома в дом, справляясь о квартирах. Все было занято, все комнаты и углы битком набиты…»
Владимир Даватц (1883-1944), российский общественный деятель, активный участник Белого движения.
В 1921 году в Париже вышло первое издание его дневниковых записей «На Москву». Помимо военных воспоминаний, книга содержит интересные картины общественной жизни Новороссийска.
«Дорога в город шла по бесконечным железнодорожным путям, мимо целого ряда строений, похожих то на грандиозные пакгаузы, то на элеваторы. Какой-то живительный морской воздух давал исключительную бодрость. Возле мола перед тем, как сесть в моторную лодку, глазам открылся изумительный по красоте вид. С одной стороны поднимались высокие суровые горы, покрытые наверху снегом. Внизу, под этими горами, раскинулся порт и глубоко врезывалась бухта. На рейде стояли иностранные суда, и среди них в каком-то тумане английский красавец — дредноут „Император Индии“. Стало как-то привольно от этого вида на далекое море. После необозримой равнины нудных кубанских степей, после грязи безнадежных казацких станиц вид на эти горы как бы остановившегося с разбега Кавказского хребта, на эту даль привольного моря, на эти военные суда, на кипучую жизнь порта вливал какую-то новую бодрость. Вдруг вместо русской безнадежности почудилась заграничная кипучая жизнь, полная новых возможностей и новых достижений».
Антон Деникин (1872-1947), русский военачальник, политический и общественный деятель.
Один из руководителей Белого движения в годы Гражданской войны. Многие свои решения принимал в Новороссийске. Автор многочисленных военно-исторических книг.
«Новороссийск, переполненный свыше всякой меры, ставший буквально непроезжим, залитый человеческими волнами, гудел, как разоренный улей. Шла борьба за спасение. Много человеческих драм разыгралось в городе в эти страшные дни. Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушали совесть, и человек человеку становился лютым врагом. В Новороссийске сосредоточилась российская консервативная и либеральная общественность. Сюда стекались со всех сторон обломки правительственных учреждений, органов печати, политических партий и организаций.
Прорицатели, обличители, претенденты. Стекались люди, оглушенные разразившимся несчастьем, уставшие морально и физически, растерявшие надежды. Катастрофа объединила многих в двух направлениях: в горячем осуждении прошлого и во вражде к Екатеринодару. Новороссийск и Екатеринодар кипели страстями, и казалось, вот-вот пойдут волною друг на друга».
Георгий Виллиам (1874-1926), очеркист, поэт.
В Новороссийске работал в ОСВАГе. Автор книги «Побежденные. Мемуары белогвардейца» (Берлин, 1922), где показан Новороссийск 1920 года.
«Море было спокойное, а из воды, неподалеку от мола, торчали мачты потопленного командами Черноморского флота. Над городом сиротливо торчали высокие трубы двух цементных заводов, конечно, „справлявших революцию“, то есть бездействовавших. На рельсах находились ряды загаженных вагонов, посвистывали инвалиды-паровозы, покрытые копотью. Между путями бродили тощие поросята, куры, бездомные псы рылись в кучах мусора. Дома вокруг „Привоза“ были заклеены плакатами ОСВАГа. На них изображался Троцкий с рожками, в красном фраке, окруженный сонмищем красных чертей, длинный красный змей с зубастой пастью. По улицам бродить было небезопасно, был большой риск увязнуть по колено в грязи.
Главная улица в Новороссийске — Серебряковская. Посредине нее находилась бойкая кофейня, называвшаяся „кафе Махно“. Здесь помещалась штаб-квартира спекулянтов, так называемой „черной орды“. В „кафе Махно“ устанавливались цены на валюту, на товары, с которыми считались банки. Столики обслуживались шикарными кельнершами, нередко блиставшими драгоценностями, доставшимися им бог знает откуда и какой ценой. Они работали без жалованья, но при этом зарабатывали баснословные деньги. Здесь можно было приобрести разрешение на ввоз и вывоз, плацкарту до Ростова, билет на пароход, отдельный вагон и целый поезд. Здесь торговали медикаментами и партиями снаряжения, которого ждали дивизии под Орлом и Харьковом. На другой стороне улицы, где находилось комендантское управление, собирались вооруженные до зубов офицеры, истощенные походной жизнью. Спекулировали в Новороссийске все: телефонные барышни и инженеры, благотворительницы и портовые рабочие, гимназисты и полицейские, священники и инвалиды на костылях, последний нищий и первый богач».
Григорий Раковский (1889-1975), журналист.
В годы Гражданской войны — военный корреспондент Добровольческой армии. В 1920 году в Константинополе была издана его книга «В стане белых от Орла до Новороссийска».
«Все ущелье между горами, по которому был проложен железнодорожный путь, было затоплено грандиозным потоком людей, лошадей, верблюдов, мулов, бесконечной вереницей обозов. Везде много мертвых лошадей. Одна, другая, третья… Сколько их — не счесть. Тысячные табуны бродили по городу. Самым спокойным местом в Новороссийске была территория цементного завода и находившаяся там пристань. Хозяевами здесь были англичане. Мне пришлось провести ночь на английской пристани у цементного завода… Звонил колокол на английском пароходе. Торопливо проходили хладнокровные спокойные англичане, которые грузили на пароходы склады с различным имуществом. Что им до нас?.. Лавина беженцев уже докатилась до Новороссийска. Несмотря ни на какие кордоны и заграждения, калмыки первыми бросились к морю. Даже на английской пристани можно было наблюдать душераздирающую картину, когда группа верховых калмыков, имея впереди калмычку с двумя ребятами на руках, подъехала к морю. Оборванные, в грязных пестрых лохмотьях, калмыки всем своим видом свидетельствовали о пройденном ими тяжелом тысячеверстном пути… Засыпая на пристани, я слышал тихий разговор двух командиров полков. Речь шла о том, как отбить пароход и погрузиться на него».